А надо мной склонился не тот врач, который раздраженно требовал лучше тужится, а пожилая женщина с мягкой улыбкой. Она шепчет, что все хорошо, что я и моя дочки живы.

Тогда я не стала спрашивать, кто она — на это не было сил, а после новости, чтоя больше не смогу иметь детей, весь мир стал неважен. Реальность смазалась в мутные пятна на долгие месяцы.

— Что ты такое говоришь? — сиплю я, чувствуя, как пульсирует вена на запястье Ромы.

— Он был пьян, — тихо и ровно отвечает он. В глазах нет ни злости, ни паники, ни страха, ни сожаления. — И он выпивал, пока принимал твои роды. Я узнал потом, когда Алинке уже было полгода.

Он замолкает, решив, что сказал достаточно, а я стою холодная и молчаливая, как статуя.

— Ты не шутишь? — сиплю я и мои внутренности скручивает фантомной болью.

— Твои роды принимал пьяный врач, Лера, — сухо отвечает Роман. — Я бы не назвал это ласково ошибкой.

Опять долгая пауза. Мне кажется, я зависла в черной бездне. Не только жизнь с мужем была иллюзией, но и роды оказались ложью, в которой я не стала копаться — было слишком страшно касаться этого даже в воспоминаниях.

Пьяный врач?

Из моей груди поднимается отчаянный клекот. Пьяный мудак чуть не убил меня и мою дочь. Холодно, и желудок схватывает болезненный спазм.

Я решила поверить в бред “возникли осложнения” без лишних подробностей, а реальность оказалась уродливой и мерзкой.

Я попала в руки к пьяному подонку.

— И при последней нашей встрече он опять был пьян, — Роман не отводит от меня взгляда, — и у меня крышу сорвало, Лера, когда он икнул мне в лицо, — подается в мою сторону и шепотом повторяет, вглядываясь в мои глаза, — икнул. С отрыжкой. И даже не вспомнил меня.

Я разжимаю пальцы на его запястье, поднимаю руку, касаюсь его горячей щеки и чувствую его дрожь.

— Мне не было его жаль, когда я пришел в себя, — хрипит он, — и я не сожалею. Кстати, к тому времени его уже поперли из роддома. Тихо так, а новый скандал с мертвым младенцем спустя три месяца с твоих родов замяли.

Я выдыхаю через нос, и дрожь Романа перекидывается на меня.

— А с главным врачом… видимо, сработала та самая карма, Лера, о которой так любят говорить, — усмехается он. — у нее тормоза отказали…

— Рома…

— Это был не я, — говорит Роман, — либо карма, либо отец, который тогда потерял сына. Я не знаю.

Глава 56. Идем со мной...

Роман был тогда один с двумя девочками и с правдой, которая сейчас меня рубанула по голове топором.

И его тоже ударило.

Сильно, а я не знала и не хотела знать. Я лежала на кровати и смотрела в потолок, не мигая.

С другим мужчиной я бы потеряла дочерей и, возможно, не стояла бы сейчас живая со слабым сердцебиением.

Роман тогда выдержал удар, но душа у него треснула, и сейчас сочится из этой трещины черная слизь, которая может всего его заполнить.

Он еще держится, но он прав. Он на грани.

Я выдыхаю и обнимаю Романа, медленно и осторожно нырнув руками под его руки и мягко прижимаюсь к нему, прикрыв глаза.

Я обнимаю того Романа, который кормил Алину из бутылочки и убирал игрушки Вари. Того Романа, который мыл мне волосы и постригал ногти.

Того, кто упрямо боролся за меня и за дочерей, когда обычный мужчина умыл бы руки и ушел, потому что было тяжело, страшно и больно.

По щеке скатывается горячая слеза.

Я обнимаю Романа крепче и зажмуриваюсь.

Теперь я обнимаю Романа-чудовище, которое не позволило ему тогда сбежать и испугаться злобного оскала реальной жизни, в которой врачи пьют и губят жизни.

Роман выдыхает, и из него вырывается отчаянный хриплый присвист.

— Лера…

Он в ответ меня обнимает и зарывается носом в волосы, чтобы сделать глубокий вдох и новый выдох.

Мне кажется, что в этот момент наши души прорастают друг в друга еще глубже тонкой и прочной паутиной, которую можно порвать, но она вновь срастется, чуть изменив узор.

— Прости меня.

Шепот Романа обжигает меня отчаянной тоской и отчаянием, которое знакомо лишь тем людям, которые стоят на краю и понимают, что назад не вернуться и ничего не исправить.

— Всего этого не должно было произойти с нами.

Не должно было, но произошло.

Хорошенько так шарахнуло и раскидало в стороны, но любить мы не перестали.

Перестанем ли?

Излечимся?

Или еще хуже покалечим свои души в надрывных попытках отказаться друг от друга, забыть, перебить воспоминания новыми эмоциями и людьми?

Роман раскрывает объятия и отступает:

— Я пойду, Лер. Поздно Ложись спать.

Но наши взгляды вновь встречаются, и он медлит.

Я хочу, чтобы этой ночью он остался со мной.

Хочу до криков и расцарапанных до крови рук.

По глазам Романа вижу, что и он хочет того же.

Но…

Но одной ночи нам будем мало. Она пролетит быстро, и вновь вернется реальность, которая на сегодня нам дала небольшую передышку в откровенном разговоре.

Нам нужна вся жизнь.

Мне нужна жизнь с Романом, но для жизни с ним я должна быть смелой и сильной, ведь теперь в его судьбе есть Ива.

И мне ее не отменить.

А принять ее…

Господи, да я боюсь на нее просто посмотреть.

Слезы ручьями по щекам.

— Идем со мной…

Делает ко мне шаг. Глаза его вспыхивают решительностью схватить и потащить меня с собой, но я пячусь.

Роман замирает.

— Не могу… — судорожно выдыхаю. — Не могу…

Мне не объяснить Роману, что сейчас в моей душе происходит. Ее будто перекрутили в фарш.

— Это… должно быть мое решение, Рома… не желание, а решение…

Роман молчит.

Он тоже понимает, что меня сейчас не заставишь быть рядом. Можно силой запереть в доме, но он ведь жаждет не просто присутствия, а любви, которую я должна теперь разделить на него, Алину, Варю и Иву.

Без этого мы обречены.

Он это знает.

— Тогда спокойной ночи, — тихо отвечает он.

Поджав губы и роняя слезы, я коротко киваю и отворачиваюсь. Чувствую его взгляд на себе и кусаю губы до боли, когда щелкает замок.

Секунды мне кажутся часами.

Роман выходит, бесшумно прикрыв за собой дверь, а я прижимаю ладони к лицу и беззвучно всхлипываю.

Любовь, говорят, все прощает, но в моем случае она лишь накручивает мои кишки на колючую палку.

Если бы я не любила Романа, то простила бы и отпустила.

Пожелала бы ему счастья.

Вздрагиваю, когда за моей спиной вновь щелкает дверная ручка и едва слышно скрипят двери.

Я в дикой надежде оглядываюсь.

— Это всего лишь я, — мне неловко улыбается Святой Валентин и тянется рукой к лому, что приставлен к комоду, — забыл тут… Вот…

Его пальцы застывают в нескольких сантиметрах от лома, и он хмурится. Затем лезет в карман куртки.

Кладет на комод какую-то белую визитку:

— Друг, короче, занялся… Ну, типа… Попросил просто раздать…

Я подхожу, подхватываю визитку и опускаю на нее взгляд. Буквы размываются перед глазами от слез, и мне приходится несколько раз проморгаться.

“Грузоперевозки. Поможем переехать без проблем!”

Я поднимаю взгляд на Валентина, и тот торопливо хватает лом.

— И много вы дверей вот так выламывали? — спрашиваю я, крепко стискивая визитку в пальцах.

— У меня в машине всегда лом с собой. Ну, всякое же бывает… — шмыгает. — Понимаете? Ладно, — вновь лезет в карман свободной рукой и через секунду кладет на комод карамельку в желтой обертке. Указывает взглядом на визитку в моих пальцах. — Ручаюсь. Быстро приедут, все упакуют и привезут куда надо… Ну, вы поняли…

Открывает дверь, пятится и вновь следует тихий щелчок замочного язычка.

Быстро приедут, все упакуют и привезут куда надо…

Опять смотрю на визитку и выдыхаю:

— А среди ночи приедут?

Глава 57. О любви

Если мне вновь быть с Романом, это значит не только принять его дочь, но и стать другой женщиной.