Пытаюсь выстроить цепочку событий.

Она могла быть на виду до тех пор, пока живот не выпирал, затем она взяла отпуск. Ну, так было сказано мне, когда я ей позвонила с просьбой отвезти букет цветов на день рождения одной моей шапочной знакомой.

Думаю, что первые три месяца она еще могла не вызывать подозрений, потом отпуск, из которого она явилась к Роману с прекрасной новостью, что беременна и что аборт делать поздно.

Конечно, поздно, и тем временем уже можно сделать тест на отцовство.

И если она пошла на такую хитрость, то вряд ли можно говорить о любви Романа к ее милой и скромной персоне.

Он же мог к тому же сказать, что им пора заканчивать постельные горизонтальные утехи, и она язык прикусила до поры до времени.

Чтобы потом было поздно.

А если бы не было поздно?

Рома действительно бы отправил Наташу на аборт? Или опять же пришел ко мне с гениальной идеей ребенка этого себе оставить?

Думаю, что на ранних сроках отправил бы, и я бы ничего не узнала о его интрижке с помощницей.

Я вслушиваясь в гудки и нервно кусаю ногти.

Будь кто-то другой на моем месте, то я бы заявила, что звонить беременной любовнице бывшего мужа — глупо и даже унизительно, но пусть хотя бы она объяснит, что за за отношения у них были и есть сейчас.

Наташа не берет трубку.

Я перезваниваю.

Опять гудки, которые обрываются тихим голосом:

— Да, Валерия?

Я от неожиданности чуть не роняю телефон. Сердце разгоняется до бешеной скорости и подскакивает аж до корня языка.

Я молчу около нескольких секунд, и говорю:

— Я хочу встретиться.

Наташа почему-то горько усмехается.

— Ну, вы же в курсе, Валерия, что об этой встрече обязательно будет известно Роману?

— Ты мне угрожаешь, что ли?

Опять тихая и снисходительная усмешка, которая меня обескураживает.

— Нет, Валерия, это не я донесу Роману, если вы вдруг реально решите встретиться со мной, а его шавки, которые круглосуточно дежурят у дома моей бабушки, — вздыхает. — И я уверена, что и об этом звонке, ваш муж тоже узнает.

— Бывший муж.

— О, простите, Валерия, — хмыкает. — Бывшего. Точно же. Он же поэтому такой бешеный, да? Он мою бабушку чуть до инфаркта тут не довел своими криками.

— А ты чего ждала?

— Ну уж не того, что он мне начнет угрожать, что брата моего запрячет за решетку, а отца найдут в канаве мертвым, — голос Наташи вздрагивает.

У меня аж холодок по спине от ее слов.

Я знаю, что Роман может быть довольно жестким с подчиненными и посторонними людьми, но вот так?

Или я знала лишь одну сторону своего мужа, а другую он мне не показывал, потому что не за чем чувствительной жене-домохозяйке знать, что он мерзавец с другими?

— Я влюбилась в него, Валерия… Вот и все.

В это я могу поверить.

— Но это никак не оправдывает того, что ты легла под женатого мужика, Наташа.

— Он меня принудил к этим отношениям…

В первую секунду я верю Наташе, а потом я понимаю, что в словах Наташи мало логики.

Принудил и влюбилась?

Принудил, и она решила провернуть с беспринципным мудаком схему с сокрытием беременности?

— Поговорите с ним, Валерия, — Наташа переходит на шепот. — Я не думала… не думала, что у него так сорвет крышу… Если бы знала…

— То что? — тихо спрашиваю я. — Нашла бы другого женатого мужика?

— А к мужу… бывшему мужу у вас нет вопросов? — голос Наташи вздрагивает возмущением.

— Ты была вхожа в мой дом, Наташа. Ты мне улыбалась, приносила тортики.

Молчит, а затем говорит:

— Это не имеет никакого значения, — в голосе Наташи проскальзывает легкое пренебрежение. — Мы обе, Валерия, не знали Романа. Только вас он оставил в покое, а я оказалась в ловушке. И пострадать теперь могут мои близкие. Он сдержит все свои страшные угрозы, Валерия. Он не позволял вызвать бабушке скорую, пока я не согласилась на все его условия.

Глава 23. Актрисы

— Какие условия он тебе поставил?

Мне надо положить трубку и закончить это разговор.

Я ведь развелась с Ромой, и мне до его условий для Наташеньки должно быть по барабану.

— Я должна отдать ему ребенка, — голос у Наташи тихий, но я все равно не могу в нем разобрать истинные эмоции.

Это же трагедия лишится ребенка.

Возможно, у Наташи уже нет сил проживать каждый день страх и отчаяние перед взбешенным мужиком.

Либо этот ребенок был для нее проектом, который с треском провалился.

— Я так понимаю, вы отказались, Лера, от его гениальной идеи, — хмыкает. — Вновь стать мамой, да?

В спальню без стука заглядывает Алина. Медлит несколько секунд, заходит и садится на край кровати.

Мне бы прогнать ее, но что ей помешает подслушать под дверью?

— Отказалась, — отвечаю я.

Молчание, и Наташа шепчет:

— Поговорите с ним, Валерия.

— О чем?

— О том, что моему ребенку нужна мать, — ее голос вздрагивает.

На секунду я аж замираю от надрыва в ее интонациях, а потом вспоминаю, как она улыбалась мне при встречах.

Ей не было стыдно, и она идеально играла милую исполнительную овечку.

Будь она жертвенной овцой, то она бы не смогла проиграть ситуацию с сокрытием беременности.

Либо она сразу все вывалила Романа со соплями и слюнями, как только все узнала.

Либо скрылась с глаз Романа и его семьи. Этот вариант был бы для нее предпочтительнее, если разговор идет о том, что Роман чуть ли не насильник.

— Валерия, вы же сама мама… И понимаете, что… — всхлипывает.

Алина напряженно смотрит на меня, а я медленно поглаживаю переносицу.

— Мужчины ведь не понимают… Он скинет все на няньку…

Рома понимает.

У Ромы жена в ауте лежала после рождения второй дочери.

Рома прекрасно осознает, что такое младенец, и он с ним справится даже лучше чем некоторые матери.

Но Наташа не знает подробностей нашего прошлого и думает, что Рому можно продавить разговорами о том, как важна младенцу мама и ее сиська.

Не-а, не продавишь.

Его вообще не продавишь, если он что-то для себя решил.

— Ты ему не нужна, — тихо отвечаю я.

Это со мной он старался уступать, но и то часто после долгих уговоров, в которых я была ласковой и тихой.

Однажды Рома мне сказал, что только мне он не может отказать, а после поцеловал в нос и крепко обнял.

Поцелуй и теплые объятия с признанием помню, а о чем я просила Рому — нет. Хмурюсь.

— Валерия, мне жаль, что так получилось, — сипит Наташа. — Я просто влюбилась. Поймите.

Точно. Папа въехал на машине в зад гелендвагена. Хорошо так поцеловал чужую тачку, и я упрашивала Рому, чтобы он этот вопрос разрулил.

И он разрулил. И оплатил ремонт, который вышел в большую сумму.

— Да, дура, что влюбилась, но… разве можно за это винить?

— Влюбилась в того, кто тебя принудил? — закрываю глаза и давлю пальцами на переносицу.

Как выкрутится?

— Я влюбилась до всего этого кошмара…

— До какого такого кошмара?

— Вы должны мне помочь…

— Наташа! — на стороне раздается недовольный старческий голос. — Ты кому звонишь, а? Мало нам от тебя проблем?! Дай сюда!

— Ба!

Что-то я не слышу в голосе старушки умирающих ноток и слабости с болезненностью.

— Кто? Чего надо, а? Не звоните ей сейчас! Нельзя!

Я аж вздрагиваю от зычного голоса.

— Его жена, — шипит на стороне Наташа. — Ба, отдай телефон.

Растерянное молчание, и я говорю:

— Здравствуйте. Это Валерия. Бывшая жена Романа.

— О-ооой, — растягивает старушенция в трубке с испуганным выдохом, — ой! Батюшки… — ее голос становится жалобным и даже плаксивым, — а вам что надо? Посмеяться хотите? Дитятю забираете… Да как вам не стыдно? Что же вы за люди такие, а? Думаете деньги есть и все дозволено? Ооо-оой…

Вот это актриса.

Я приподнимаю брови, вслушиваясь в старческие охи и ахи.

— Муж у тебя изверг…