Он обвинит меня в том, что мой звонок мог спровоцировать на фоне стресса у Наташи выкидыш?

Или уже обвиняет?

— Хотела узнать ответы.

— Ты их узнала? — его голос вибрирует гневом.

У меня такое чувство, что Роман на грани помешательства и может в любой момент кинуться меня с кулаками.

— Узнала, что ты ее принудил силой.

Как он отреагирует на это обвинение? Возмутится, рассмеется или у него сорвет в мозгу предохранитель?

— Очень интересно, — цыкает. — Что еще?

— Ты это не опровергнешь?

— Ну, буду еще и насильником, — пожимает плечами и недобро щурится. — И тебе бы сейчас стоило серьезно задуматься, Лера, а не опасно ли тебе быть со мной наедине?

— Мы с тобой в квартире не одни, Рома, — немного приподнимаю подбородок. — Тут твои дочери. Ты совсем хочешь упасть в их глазах?

— А я знаю, как сделать так, — подается в мою сторону, — чтобы твоих криков никто не услышал, Лера.

— Ты не в себе, — отступаю, когда Роман скалится в улыбке. — Я забираю девочек. С тобой им опасно.

Глава 30. Ты меня утомила

— Заберешь девочек? — уточняет Роман, и его глаза недобро вспыхивают. — И ты думаешь, что я наврежу дочерям? Правда?

— Я… Не знаю… — сглатываю. — Тебе же ничего не мешает мне угрожать и говорить гадости…

— А ты мне не дочь, — Скалится в улыбке и его так близко, что его дыхание касается моих щек.

Я на секунду теряюсь от его ответа.

— Но я твоя жена…

— Бывшая.

Опять почему-то теряюсь. Где мой Рома, с которым я могла смеяться и говорить всякие глупости?

Передо мной жуткий мужик, от немигающего взгляда которого я теряю все мысли и хочу только одного.

Сбежать и спрятаться.

— Я мать твоих детей, — предпринимаю последнюю попытку то ли оправдаться перед Романом, то ли привести его в чувство.

— Вот скажи, — он ухмыляется, — по твоей логике, что ты мать моих дочерей, то я и к Наташе должен воспылать трепетом?

Я моргаю.

— Вот чего она ждет, — усмехается, — а я-то тупой мужлан, да? — вглядывается в мои глаза. — Если она мать моего ребенка, то она решила, что получит карт-бланш?

— Мы любили друг друга, — я отступаю. — И хотя бы из-за этой любви, ты должен уважать меня.

— А ты меня, что ли, уважаешь, раз мы про уважение заговорили?

И правда, бандюган. Эта манера общения, в которой любое твое слово обыграют против тебя, заводит в тупик.

— Уважаю, — меня вдруг охватывает злость, и я встаю к Роману вплотную. Поднимаю на него взгляд. — Уважаю, и именно поэтому я тебе не изменяла, Рома. Это и есть уважение, Рома, в семье.

Хмыкает.

И, кажется, я вижу в его глазах одобрение?

Я не поняла.

Я огрызнулась, и он это оценил. Вот как с ним надо общаться? Через агрессию, и только тогда он увидит в тебе того, с кем стоит вести диалог сдержанно?

— И да, — я щурюсь, — Наташа именно этого и ждала, что ты восхитишься ее беременностью. Ты же так любишь детей. Такой заботливый папуля! И почему бы тебе не стать папулей и ее выблядку.

Шокированно замолкаю.

И меня накрывает тошнотой от своих же слов и тона, которым я выплюнула последнее слово, а Роман ухмыляется.

Только теперь в нем не одобрения. Оно сменилось насмешливостью.

Я не хотела всего этого говорить, но из меня выплеснулось презрение. И даже ненависть к ребенку, которого этой ночью может и не стать.

— Ром, — закрываю глаза на несколько секунд, успокаивая в себе черную бурлящую гниль. Вновь смотрю в холодные глаза бывшего мужа. — Девочкам достаточно стресса. Разве ты этого не понимаешь?

Добровольно они не оставят Романа.

Их болезненная привязанность, страх потерять отца и испуг от новости, что якобы Наташа умирает, не позволит им уйти со мной.

— Они мне нужны, — рычит Роман.

Я от его низкого и утробного признания аж дергаюсь. В нем черный надрыв, который меня пугает до слез в глазах.

— Ты у меня их не отнимешь, — наклоняется ко мне, — и даже не подумаешь в эту сторону, Лера. Они моей крови. Они — мои, а за мое я, Лера, глотку перегрызу.

— И мне перегрызешь?

У меня ресницы вздрагивают, и с них срываются слезы. Я больше не вхожу в категорию “мое, не трожь”.

Мне становится холодно.

— Я просто предупреждаю Лера, чтобы ты не чудила. Вот и все, — голос Романа тихий, но острый, как лезвие бритвы. — Девочкам я никогда и ни за что не наврежу.

— Потому что они твои, — шепчу я, — а я — нет.

Больно.

— Ты сама отказалась быть моей. Твое решение, Лера.

— После того…

— Не имеет значения после чего, — мрачно отвечает он.

— Если бы ты умирал, я бы не отказалась от тебя, — судорожно шепчу я и сжимаю кулаки. — Если бы остался инвалидом, не отказалась бы. Все бы вынесла. Болезнь, смерть, нищету, но не то, что ты предпочел другую женщину.

— Не женщину, а шлюшку, — отворачивается и вновь меланхолично смотрит на соседний дом, в котором стало меньше горящих окон. — Это большая разница, Лера, но хватит об этом. Я устал.

— Я не знала, что ты такой.

— Ты много не знаешь, и это пустой разговор. Ты проверила Варю. Она в порядке и в безопасности. Я переговорю с ней, что не стоило поднимать панику и пугать сестру.

— Не стоило?! Твоя любовница истекает кровью!

— И ее бабка обвиняет тебя, что ты довела бедную фиалочку до истерики и выкидыша, — пожимает плечами.

Ребенок Наташи для него — “мое, не трожь”. Да, не по любви, но принципы иногда могут быть сильнее эмоций. Могу ли я стать для него врагом, если он решит, что мой звонок виноват в возможной трагедии.

— И ты ей веришь? — тихо спрашиваю я.

— Как и ты в то, что я насильник, — оглядывается. — Да и что ты могла сказать Наташе такого, что ее так напугало. Сказать про выблядка?

Пристыженно опускаю взгляд. Как умело он выдернул из меня гниль, которая теперь горчит на языке.

— Про выблядка она и от меня слышала, — поднимает взгляд к нему. — И что-то кровью не истекла.

Замолкает на несколько секунд и вздыхает:

— Иди, Лер, если не думаешь оставаться. И Насильно девочек я не буду держать. Если решат пойти с тобой, то пусть идут.

НАчинаю паниковать.

А удастся ли мне уговорить девочек поехать со мной, когда они чувствуют, что папа нуждается в них. Что они его держат от падения в бездну?

— Ты должен их прогнать.

— Я не буду этого делать, — его голос вновь становится ледяным. — Я теряю терпение, Лера. Ты меня утомила.

Глава 31. Вспылила

— Утомила? — я почти взвизгиваю на волне резкого возмущения. — Я тебе все-таки не посторонний человек, Рома!

— Думаешь?

Он напряженно сжимает перила и смотрит перед собой:

— Тогда ответь мне на один вопрос, Лера, — он не моргает и будто хочет вырвать витые перила, — не будь у нас дочерей, то ты бы тут стояла, а? И были ли бы у нас с тобой встречи?

Нет, конечно.

Я бы его везде заблокировала и уехала далеко строить новую жизнь, выкинув из нее прошлое с Романом.

— Почему ты молчишь?

Сглатываю. Он прав, я сама в нем сейчас вижу постороннего человека и все бы отдала, чтобы нас ничего не связывало.

Я хочу от него избавиться, и он это знает.

И все мои разговоры о том, что он должен отказаться от дочерей в мою пользу — тому подтверждение.

— Твоя измена перечеркнула все, что между нами было.

— Да я же не спорю, Лера, — его голос почти срывается в рык, — может, теперь ты меня оставишь, а?

— И ты совсем не тот…

— Не тот.

На тонком чутье я понимаю, что мне надо заткнуться, но его затыкает женская злость и ненависть к человеку, который грязно и подло предал меня с шалавой, и эта шалава была вхожа в мой дом.

Наташа улыбалась мне, а Роман после нее целовал меня и ложился в одну постель.

Урод.

Я кидаюсь к Роме в четком желании столкнуть его на асфальт с балкона через низкие перила.