Конечно, он поступает сейчас правильно, что пытается донести до Вари, что всегда будет ее ждать и любить, но как же это усложняет жизнь мне.

Честное слово, лучше был бы пропащим алкоголиком, который однажды свалил бы на попойку и не вернулся.

— Почему? — голос Вари вздрагивает слезами. — Почему, папа?

Ко мне на носочках крадется Алинка. Держит в руках миску, обмотанную полотенцем. Подходит и молча протягивает миску с лапшой.

Я ее безропотно принимаю. Вытаскивает из кармана вилку и также без слов вручает мне. Слабо улыбается, пытаясь, наверное, приободрить.

Разворачивается и уходит.

Я ничего не смогу сделать, чтобы Алинка осталась со мной. Чтобы она выбрала меня и не ездила выбирать новое гнездышко с папой.

Я чувствую свое бессилие.

Самое мерзкое и отвратительное чувство.

Лучше обижаться, злиться, ненавидеть, но не осознавать женское бессилие, которое требует лишь смирение с ситуацией.

— Почему? — тихо, но твердо повторяет Варя. — Почему ты изменял маме?

Я хочу видеть сейчас лицо Романа, но остается только фантазировать. Могу предположить, что у него опять надулась венка на виске и что играют желваки на щеках, а темный взгляд устремлен перед собой.

Вряд ли он усмехается Варе. Он ведь не хочет потерять дочерей, и ему надо быть аккуратным в проявлении эмоций и в словах.

— Я скажу лишь то, что в этом нет ни твоей вины, ни Алины, — отвечает Роман.

Он бы в любом случае не смог ответить честно на вопрос Вари, потому что ему бы пришлось поделиться грязью, которая бы отпечаталась в душе дочери.

Мужская измена — она о грязи, и тринадцатилетней девочке не надо знать того, что папа мог искать на стороне каких-либо извращений или экспериментов с другой женщиной.

— Ты разлюбил маму, да? Поэтому?

— Я ее люблю, Варь, — мне приходится напрячься, чтобы разобрать ответ Романа. — Но… Видимо, как-то не так, как любил раньше.

— Я не понимаю, пап.

— Я тоже, Варя, — вздыхает Роман.

Молчание. Оно затягивается на несколько минут, и затем следует шепот Вари:

— Уходи. Хочу побыть одна.

И нет уже ненависти в голосе.

— Я тебя понял, милая. Я всегда на связи, слышишь? Всегда приеду, всегда жду, всегда люблю.

Глава 17. Ты и так задержался

Я не подрываюсь с места, не вскакиваю и не бегу. Пусть Рома знает, что я подслушивала. И мне не стыдно.

Да, я хочу быть в курсе, о чем он ведет речи с Варей. Это мое материнское право.

Щёлкает замок, едва слышно скрипят дверные петли, и поднимаю взгляд на Романа, который выходит из комнаты Вари.

Секунда, и на его бледном лице вновь маска безразличия, но я все же успеваю заметить кривую гримасу боли.

Если он останется у Вари во врагах, то эта ненависть будет поджирать его душу сожалением. Но только перед дочерьми.

Я в его измене занимаю одну позицию, а дочери — другую. Он принял, что я стану для него чужой, а вот с дочерьми его связывает еще и кровь.

Смотрит на меня, разворачивается и шагает по коридору прочь. А я в шоке наматываю лапшу на вилку, глядя в его прямую спину.

Он исчезает из вида, а я отправляю вилку с лапшой в рот.

Остро. Почему моя младшенькя так любит эту отраву? Другие дети упрашивают конеты купить, а наша тащится по лапше, которая заваривается кипятком.

Так остро, будто рот разъедает, но я отстраненно жую лапшу и глотаю. Выдыхаю. Я должна принять тот момент, что Роман и я действительно разводимся из-за его измен. И что у него будет ребенок. И что наша семья разрушена.

Больно, обидно и очень досадно, но я не могу себе позволить сейчас расклеиться. Мне нельзя.

Ни в коем случае.

Иначе все точно пойдет все по одному месту. Покатится в пропасть.

— Ты подслушивала? — из комнаты выглядывает Варя и хмурится. — Мам…

— Да, подслушивала, — честно отвечаю я и облизываю губы, которые огнем горят. — Я знаю, что это плохо.

— Да пофиг, — кривится и захлопывает дверь.

Стена под спиной дрожит.

Щелчок, и скрипят дверные петли. Тяжелый вздох Вари:

— Я случайно.

— Ладно, — наматываю новую порцию лапши на вилку. — Варь…

— Что?

— Я не буду против, если ты захочешь видеться с папой… Приезжать к нему с ночевками, — шмыгаю, потому что от остроты у меня и слезы уже текут, — я не буду обижаться. Не буду ругаться. Я знаю, что ты его любишь и скучаешь.

— Алинка предлагает по очереди у него жить, — Варька фыркает.

— И что ты думаешь?

Материнство - это про мудрость и про то, что детям мы должны давать возможность выбора и право на обдумывание своего личного решения, как быть в непростой ситуации.

Однажды Варя думала, какую куклу взять на выбор, а теперь должна понять свои чувства к отцу, ко мне и поразмышлять, чего она действительно хочет.

— Я не знаю, — раздраженно отвечает Варя. — Они меня оба бесят.

Перевожу на нее взгляд.

Ей бы было легче, если бы я взяла ее в союзники против отца, но в перспективе эта тактика аукнется для моей дочери сожалениями и, возможно, ненавистью ко всем мужчинам.

— Я с тобой буду, — насупленно фыркает и скрывается

— Хорошо, — киваю я и повышаю голос, чтобы она услышала меня за закрытой дверью, — но знай, ты всегда можешь поменять решение, Варь.

— Да поняла я! И не сторожи меня под дверью, блин! Это странно, мам! И жутко! даже папа так не делает, блин!

— Я об одном попрошу, Варя, — неуклюже встаю и делаю глоток бульона из миски, чтобы растворить адской остротой ком слез, что подступили к глотке, — не сравнивай меня с папой.

Молчит. Вздыхает и блекло отвечает:

— Не буду.

— Спасибо.

Шагаю по коридору, заворачиваю и сталкиваюсь с Романом, на которого выплескиваю бульон с лапшой. На его пиджак и белую рубашку.

— Блять! — рявкает он от неожиданности и резко отступает. — Черт! — пытается оттянуть рубашку. Наверное, ему горячу.

Часть бульона попадает и на брюки, завитки лапши шмякают на носки.

Поднимает на меня взгляд, а я обхожу его сторонкой, стискивая миску, и продолжаю путь.

— Алина сегодня останется у тебя, — сдавленно говорит он.

— Хорошо, — стараюсь быть в своем ответе равнодушной и отстраненной, — тогда ты можешь уж идти, Роман. Прости, но я не предложу тебе помощь с твоей одеждой.

— Да она мне и не нужна.

— Вот и хорошо. Ты и так задержался.

Глава 18. Держись, Лера

Нашу большую квартиру на Таганке, машину и дачу Роман оставил мне. Конечно, как гордая и независимая, я могла от всего отказаться, но это бессмысленная и беспощадная тактика, которая ничего никому не докажет.

К квартире, даче и машине мой бывший муж определил для меня с Варькой хорошие алименты, пусть мы и оформили совместную опеку над девочками. Очень серьезные алименты, которые покроют не только расходы на Варю с ее репетиторами, кружками, но и мне позволят вообще не задумываться о деньгах.

Многие бы сказали, что я хорошо устроилась. И что не все мужики после разводов оставляют дорогие машины, элитную недвижимость и содержит от и до.

Моя мама вообще сказала, что я так легко и без сомнений решилась на развод лишь потому, что знала, что Роман не оставит меня на паперти. Что он не будет делить ложки и что он не тот мужчина, который изведет женщину и оставит ее без ничего.

И мне, наверное, стоит с ней согласиться.

У меня не было и мысли о том, что Роман может устроить со мной материальные споры или начнет угрожать, что оставить без трусов.

Но от того, что я осталась с квартирой, дачей, машиной и на содержании, мне почему-то не легче.

Да лучше бы он был типичным жадным мудаком, который забрал из дома даже люстру при разводе.

Потому что тогда моя растерянность и обида переросла в ненависть к бесстыдному уроду-жмоту. Я бы встала на тропу войны, и злость бы на бывшего меня спасла, а так… Так Роман поступил, как должен поступать мужчина, который осознает ответственность за детей и за бывшую жену при разводе в вопросе материального обеспечения.